Габриэла Мистраль

Луси́ла де Мари́а дель Перпéтуо Сокóрро Годóй Алькайя́га, сокращённо Лусила Годой Алькайяга,более известна под псевдонимом Габриэла Мистраль (1889-1957). Чилийская учительница, принявшая псевдоним Мистраль, большую часть своей жизни прожила в бедности. Когда её имя стали называть за границей как имя первого чилийского поэта, пришло признание и её педагогического таланта. Её назначили начальницей школы, где одним из её учеников стал Пабло Нерудо.

С 1924 по 1946 год Мистраль на дипломатической работе. Консул в Италии, Бразилии США.

В 1945 году Габриела Мистраль - первая в Латинской Америке - получила Нобелевскую премию по литературе. Шведская академия впервые заметила существование целого континента.

"В моей стране много поэтов…, но трудно поверить, что может когда-нибудь ещё родиться у нас поэтесса такого огромного таланта и большой души", - писал Пабло Неруда о своей учительнице.

«ДУШИСТЫЙ ХОРОВОД»

Ромашка с желтым сердцем,

душистый барбарис,

и белоснежный ландыш,

и взбалмошный анис

танцуют торопливо

под солнцем и луной,

качая стебель гибкий,

качая головой.

Их ветер рвет и треплет,

их раскрывает зной,

река им рукоплещет

певучею струей.

Когда расти повсюду

велела им земля,

"да, да! -- сказал ей каждый,

отдай ты нам поля!"

И подорожник к мяте

прижался головой,

и обвенчался лютик

с куриной слепотой.

С безумцами давайте

сплетем мечты свои!

Ведь пять недель, не больше,

у них огонь в крови,

и гибнут не от смерти,

А гибнут от любви!

Перевод О. Савича

«УРУГВАЙСКАЯ ПШЕНИЦА»

Под огнем январского солнца

наливается, зреет пшеница;

пальцы сжаты, глаза закрыты,

как туман, над ними ресницы.

Созревает с такою силой,

что я слышу ее созреванье,

если только коснусь рукою

иль щекой, задержав дыханье.

Так порывисто созревает,

а девичества но боится;

но меня страшит и смущает

этот взрыв в колосьях пшеницы.

И пусть смерть колосья сломает

своей высохшею десницей;

но, осыпавшись, вновь прорастает

и не знает смерти пшеница.

«МОЛЧАЩАЯ ЛЮБОВЬ»

В словах прямых, на точность цифр похожих,

могла б я ненависть излить при встрече;

но я люблю, моя любовь не может

довериться людской туманной речи.

Ты хочешь жалобу ее услышать,

но из таких глубин она исторгла

свой огненный поток, что он чуть дышит,

что он немеет, не дойдя до горла.

Я - тот сосуд, что вровень с краем налит,

тебе ж кажусь фонтаном без движенья.

Мое молчанье целый мир печалит,

оно страшней, чем смерти наступленье.

Перевод О. Савича

«СТЫД»

О как твой взгляд меня преображает!-

Лицо сияет, как в росе травинки.

Меня тростник высокий не узнает,

Когда к реке спущусь я по тропинке.

Стыжусь себя: остры мои колени,

Надломлен голос, рот сведен тоскою.

Пришел ты -- и себя я на мгновенье

Почувствовала жалкой и нагою.

Не встретил бы и камня ты сегодня

Бесцветнее, чем женщина вот эта,

Которую заметил ты и поднял,

Увидев взгляд ее, лишенный света.

Нет, я о счастье -- никому ни слова,

Нет, не поймут идущие по лугу,

Что так разгладило мой лоб суровый

И что за дрожь пронизывает руку.

Трава росу ночную пьет стыдливо,

Целуй! Смотри, -- не отрываясь, нежно!

А я наутро буду так красива,

Что удивлю собой тростник прибрежный.

Перевод И.Лиснянской

«ВСТРЕЧА»

Я встретилась с ним на тропинке.

Вода не рассталась со снами,

и розы в руке не раскрылись,

но душу раскрыло пламя.

И вот у женщины бедной

лицо залито слезами.

Веселую песенку пел он,

не знали заботы губы;

взглянул, и мне показалось,

что в небе запели трубы.

И я поняла, что тропинку

из снов подсказала мне память.

И вот на заре алмазной

лицо залито слезами.

Свой путь продолжая с песней,

глаза мои взял он с собою.

Его провожая, не стали

пышней и выше левкои.

Ну что же! В воздухе сердце

осталось и реет, как знамя.

Нет раны на теле, а все же

лицо залито слезами.

У лампы он не проводит
такой же бессонной ночи;
моей тоски он не знает,
моей тревоги не хочет;
но, может быть, запах дрока
встает над легкими снами:
недаром у женщины бедной
лицо залито слезами.

Одна, без страха и слез,
я голод и жажду встречала,
но вот настигнута я
внезапным господним жалом;
и молится мать обо мне
доверчивыми губами;
но, может быть, вечно будет
лицо залито слезами!

vstrecha

«КРЕДО»

Верую в сердце мое, в эту ветку душистую, --

Дышит Господь на нее и колышет в тени,

Жизнь наполняет дыханьем любви, и становятся

Благословенными дни.

Верую в сердце мое, ничего не просящее,

Ибо в мечтанье причастно оно высоте,

И обнимает властительно все мирозданье

В этой высокой мечте.

Верую в сердце мое, что в глубины господние

Раны свои погружает, слагая напев,

Чтоб, как дитя из купели живительной, заново

Выйти, для счастья прозрев.

Верую в сердце мое, наделенное трепетом, --

Ведь вразумил его Тот, кто волнует моря,

Вот и живет оно первоначальною музыкой,

Ритмы прибоя творя.

Верую в сердце мое, что рукой нещадящею

Я выжимаю на холст бытия, чтобы он,

Красками крови окрашенный, был в одеяние

Огненное превращен.

Верую в сердце мое, что любовью посеяно, --

На борозде бесконечно взошло, как зерно.

Верую в сердце мое: хоть всегда изливается,

Но не пустует оно.

Верую в сердце мое, что не будет источено

Жадным червем, ибо смерти затупится суть.

Верую в сердце мое, ничего не таящее,

В сердце, склоненное грозному богу на грудь.

Перевод И.Лиснянской

«ТУЧКАМ»

Тюлевые точки,

легкий хоровод,

унесите душу

в синий небосвод,

далеко от дома,

где страдаю я,

и от стен, в которых

умираю я.

Ненароком к морю

с вами уплыву,

чтоб напев прибоя

слушать наяву,

и волну сестрою

в песне назову.

Мастерицы лепки,

вылепите мне

облик тот, что время

плавит на огне.

Без него стареет

сердце и во сне.

Странницы, оставьте

на судьбе моей

след воздушно-влажный

свежести морей.

Иссушила губы жажда

стольких дней!

* * *

Ночь темна и бесприютна,

ночь спустилась на моря.

В люльке я тебя качаю -

и не одинока я.

Небо в мире бесприютно,

месяц катится в моря.

На руки тебя взяла я -

и не одинока я.

Люди в мире бесприютны,

и у всех печаль своя.

Я к груди тебя прижала -

и не одинока я.

ПОЭМЫ МАТЕРЕЙ

Каким он будет?

Каким он будет? Я долго смотрела на лепестки розы и с радостью потрогала их: я бы хотела, чтобы его щеки были так же нежны. И я играла с кустом ежевики,— я бы хотела, чтобы его волосы были такими же темными и вихрастыми. Но если он будет смуглым, цвета красной глины, которую любят гончары, и если у него будут гладкие волосы, такие же простые, как вся моя жизнь, то это не имеет значения.

Я смотрю на ущелья в горах, когда они наполняются туманом, и туман кажется мне силуэтом девочки, нежной девочки; ну что ж, пусть это будет девочка.

Но главное, я хочу, чтобы ребенок глядел на меня с той нежностью, с которой смотрит на меня муж, чтобы в детском голосе была та же легкая дрожь, с которой муж говорит со мной, потому что в том, кого я жду, я хочу любить того, кто целовал меня.

«Образ Земли»

     Я прежде не видела подлинного облика Земли. Земля похожа на женщину с
ребенком на руках.
     Я узнаю материнский смысл вещей. Гора, которая смотрит на меня, тоже --
мать, и по вечерам туман играет, как ребенок, на ее плечах и коленях.
     Я вспоминаю сейчас ущелье в долине. По глубокому руслу с пением бежал
поток, который закрыт скалами и невидим. Я как это ущелье; я чувствую в
своей глубине этот маленький ручей; как скала, я отдала ему свое тело, пока
он не пробьется к свету.

Перевод О. Савича