Лирические стихи Навои не поддаются датировке, и в них едва улавливаются отклики на известные нам события жизни поэта. Его газелям вообще не свойственна событийность.Сводный диван Алишера Навои "Сокровищница мыслей" разворачивается как лирическая исповедь поэта, чутко фиксирующего богатую гамму своих переживаний на особый, суфийский манер. Именно в лирике поэта тюркский стих достиг вершин выразительности. Чувство любви трактуется поэтом как высокое, одухотворяющее, облагораживающее, но одновременно подчиняющее человека себе, сжигающее его дотла. Навои понимает любовные страдания как основу духовного возрождения. Оптимистический, мироприемлющий пафос лирики Навои выражен и в стихах к виночерпию.

* * *

Я - не Хосров, не мудрый Низами,
Не шейх поэтов нынешних - Джами.

Но так в своем смирении скажу:
По их стезям прославленным хожу.

Пусть Низами победоносный ум
Завоевал Берда, Ганджу и Рум;

Пусть был такой язык Хосрову дан,
Что он завоевал весь Индустан;

Пускай на весь Иран поет Джами, -
В Аравии в литавры бьет Джами, -

Но тюрки всех племен, любой страны,
Все тюрки мной одним покорены...

Где бы ни был тюрк, под знамя тюркских слов
Он добровольно стать всегда готов.

* * *

О, как пылает грудь моя от многолетних ран,
Как солоны потоки слез и как красны от ран.

Я разлучен с рубином губ,- едва пригубил кубок,
Но вижу, что напиток мой и горек и багрян.

Закрыла пери от меня румяные ланиты,
И посрамлен я, как Меджнун, среди подлунных стран.

Глупец, обвенчанный с луной, всегда теряет разум
Блуждает по кругам небес, как звездный караван

Но животворна для души та лихорадка плоти,
И разоренный догола на пир щедрейший зван.

Народы мира тщетно ждут, что кончатся их беды,
Весь мир в отчаяньи, во зле, - он злейший их тиран.

О Навои, твои глаза на мир глядят различно,
И двуединый этот взор не для веселья дан.

* * *

Соловей, лишенный розы, умолкает, не поет;
Попугай, лишенный лакомств, красноречье где найдет?

Я твоей любви лишился. Словно пламя - каждый вздох.
Я вздыхаю, опасаясь, чтоб не вспыхнул небосвод.

И за то, что я не плачу, ты не упрекай меня -
Кто давно от скорби умер, разве может плакать тот?

День и ночь молю Аллаха - умертви, но не карай!
Лучше потерять мне душу, чем терпеть разлуки гнет.

Вкруг свечи твоей улыбки ночью вился мотылек,
Он свечи своей лишился в час, когда заря встает.

Навои с тобой в разлуке птицей безголосой был
Не лишай раба отныне царственных своих щедрот!

* * *

Робко пальцами коснулся нежных губ ее слегка,
Будто соловей крылами - алой розы лепестка.

Озерцо в пушинках ивы - нежное ее лицо,
Будто зеркало в рябинках легкой ржавчины - щека,

Позолоченные хною дуги царственных бровей -
Два блистательных павлина в нежных тенях цветника.

В море зла лишь злым отрада, а иным не место в нем.
Не цвести царице сада в пустыре меж сорняка.

Ты от кубка в час похмелья жадных губ не отрывай:
Только в нем найдет забвенье тот, чья жажда велика.

Так прими же неизбежность мир покинуть, Навои,
Выведи любовь и верность из мирского тупика.

* * *

Чудесно быть вдвоем, вина с красавицей испив,
Мне та подруга не нужна, чей облик не красив.

Родник живейшей чистоты, столь дивный, мог создать
Лишь сам вершитель красоты, тебя на свет явив.

И жалобы на муки - грех страдающих в любви:
Закон любви не терпит тех, кто слаб и боязлив.

С твоей стези подножный прах - всем ангелам венец,-
Кто был на свете, о Аллах, красой столь горделив!

Так слаб я, что не может грудь и вздоха совершить:
Я не посмею и вздохнуть, себя не погубив.

И я, хоть от невзгод и пьян, в вине не утону:
Ведь тонок мой согбенный стан, как волоса извив.

О Навои, ты хоть и худ, а строй стихов не плох:
Все, кто захочет, в них найдут и рифму и редиф.

Эти губы - точно розы, на которых нежный мед.
Ими сказанное слово радость слышащим несет.

Милой острые ресницы душу ранили мою, -
И об этом, улыбаясь, мне поведал тонкий рот.

Сердце силой привязал я к сердцу нитями души, -
Уходи скорее, разум, мне не страшен твой уход.

В доме милой не известно, как в разлуке я томлюсь, -
Что о мрачном знает аде тот, кто там, в раю, живет!

Ведь верблюдицу Меджнуна вверг в безумье плач Лейли,
И араба крепкий повод вряд ли бег такой прервет.

Каждый миг не спотыкайся в кабачке, о пьяный шейх, -
Ведь тебя его хозяин мудрецом не назовет.

Не печалься, если в сердце только горечь от людей, -
Своего удела смертный никогда не обойдет.

Навои, перед любимой ты лица не подымай:
Ведь любовь и в униженьи честь и доблесть обретет.

На ее щеке девичьей темной родинки пятно, -
Каплей амбры на горящем угле кажется оно.

В сердце милой вызвал жалость я жемчужною слезой;
Я - купец, и наживаюсь я на жемчуге давно.

Шах на пиршестве печали - кровью плачу, желт лицом,-
Так из кубка золотого каплет красное вино.

Сердце просит подаянья уст твоих, но ты скупа.
Почему хотя б надеждой жить сейчас мне не дано!

Приходи, я буду прахом, попираемым тобой;
Вся душа полна страданья, тело муками полно.

Уничтожь в своем сознаньи бытие, небытие:
Быть - не быть за гранью жизни, - ах, не все ли нам равно!

Навои! Ужель пророком пьяной музыки ты стал?
Музыкант, играй на лютне! Виночерпий, лей вино!

* * *

Моя безумная душа в обломках сломленного тела -
Как тот безумец, что притих среди развалин онемело.

Краса твоих рубинов-уст чудесно оживляет мертвых -
То, верно, на живой родник дыханье божие слетело!

Жемчужины твоих зубов как будто в раковине скрыты,
Улыбка створки разомкнет - гляжу на блеск оцепенело.

Стекая, медленно дрожит в моих ресницах капля крови -
То, в капле влаги отразясь, наверно, роза заалела.

Я стан твой вспомню - и в строке все недописанные буквы
Прямы, как в слове "джан" "алиф", что выводил писец умело.

Всю жизнь отдам я за тебя, любовь моя, ты - совершенство:
Как среди тварей человек, ты меж людьми царишь всецело!

И если хочешь, Навои, чтоб людям смерть не слала горе,
Про горе не слагай стихи, в которых бы страданье пело!

* * *

Двух резвых своих газелей, которые нежно спят,
Ты сон развей поскорее, пусти их резвиться в сад.

Ты держишь зубами косы, пусти их и растрепли -
Пускай разнесут по миру души твоей аромат.

Приди в мой дом утомленной с растрепанною косой,
Покорны тебе все звезды, народы у ног лежат.

Открой ланиты, как солнце! Меня заставляла ты
Лить слезы в разлуке - пусть же при встрече они горят!

Желанное обретая, от вздохов я пеплом стал,
Учи, как любить, - внимают тебе Меджнун и Фархад.

Когда сто лет под скалою напрасно ты пролежал,
На синем атласе тело ты вытянуть будешь рад.

Увидев, как горько плачет за чашею Навои,
Подлей ему, виночерпий, забвенья сладчайший яд.